Муха Алатуры

Если бы вы только знали, как обрадовался Эрнесто! Да что там Эрнесто! По всей школе колокольчиками звене­ли голоса:
— Вы слышали? Эрнесто получил письмо!— Из Советского Союза!
— У Эрнесто есть русский друг!
И все бежали к Эрнесто, чтобы собственными глазами взглянуть на это письмо. Ого, какое оно! Одних штампов на нём — один, два, три, целых четыре! Эрнесто уже было взял­ся за уголок конверта, чтобы осторожно разорвать его, но тут все закричали:
— Что ты делаешь?! Не порти конверт! Его можно просто отклеить.
И хотя отклеить оказалось совсем не просто, всё же вско­ре перед ребятами лежал беленький тетрадный листок с ров­ными строчками незнакомых букв. Прочесть их не смог даже вожатый Мигель.
— Не горюй! — сказал он растерявшемуся Эрнесто. — Я отнесу твоё письмо в институт, и наши учёные сразу его переведут. Всем отрядом читать будем!

В институте вожатого Мигеля встретил лаборант Хосе Беландо.
— Перевести письмо? — приветливо улыбнулся он. — Од­ну минуточку. Присядьте.
Лаборант Хосе Беландо поло­жил перед собою чистый лист бумаги, раскрыл бутылочку с чернилами, макнул туда ручку и начал быстро-быстро писáть, заглядывая время от времени в письмо. Вскоре он закончил, прочитал перевод и задумался.
— Понимаете, — повернулся он к вожатому Мигелю, — очень сложная для перевода фраза. Вы извините, но я сей­час позову аспиранта Хуана Гутьерреса. Он учился в Ленин­граде и хорошо говорит по-русски.
Аспирант Хуан Гутьеррес быстро прочёл письмо.
— Что?! — удивлённо взглянул он на лаборанта Хосе Беландо. — Муха Алатуры?! Простите, товарищ Мигель, вы можете подождать с ответом? Я бы хотел показать это инте­ресное письмо нашему профессору Марио Пабло Рамон Масео.
На следующий день в кабинете профессора Марио Пабло Рамон Масео собрались представители самых различных наук. Здесь были известный академик-биолог, написавший не­мало книг о жизни насекомых, в особенности мух; рядом с ним сидел профессор географии; у окна в кресле устроился доктор сельскохозяйственных наук. Присутствовали также известный архитектор и выдающийся спортсмен-олимпиец.
— Друзья мои! — открыл совещание профессор Марио Пабло Рамон Масео. — Я должен познакомить вас с одним письмом. Его прислал русский мальчик. В процессе перевода мы столкнулись с рядом вопросов. Вот это письмо.

Н-да, — первым нарушил молчание профессор географии. — Я предполагаю, что автор письма живёт в северо-западных районах европейской части СССР и, говоря о «предлинном дне», безусловно, имеет в виду такое природное явление, как белые ночи.
— Что же касается «плавания на каньках», — оживился спортсмен-олимпиец, — то это особый вид спорта, весьма распространённый на севере, — так называемый буерный спорт. Это лодка с парусом, поставленная на коньки. Только она, скорее, не плывёт, а летит...
Знаменитый архитектор что-то долго чертил на листах бумаги и наконец радостно воскликнул:
— А-а! Всё понятно! «Дома вокруг леса» — это не что иное, как городской парк!
Зато академик-биолог отнюдь не радовался.
— Странно! Загадочно! Необъяснимо! — взволнованно выкрикивал он, расхаживая по кабинету. — Муха Алатуры! Я знаю десятки разновидностей этих вреднейших короткоусых двукрылых: слепней, журчалок, львинок, жужжал, толкунов, даже пиофилидов, но муха Алатуры!... Впервые слышу!
Академик ещё раз прошёлся из угла в угол и тут же принял решение.
— Я счастлив, коллеги, — заявил он, — узнав о новом видовом отряде короткоусых двукрылых. Я считаю, коллеги, что нам следует немедленно обратиться к этому мальчику с просьбой прислать на Кубу несколько образцов мухи Алатуры!
— И заодно выяснить насчёт гудящих огурцов, — дополнил академика доктор сельскохозяйственных наук.
— Согласен со всеми вами, — подвёл итог совещания профессор Марио Пабло Рамон Масео. — Я предлагаю перевод с уже выясненными нами вопросами передать в школу адресату. Что же касается остального... Аспирант Хуан Гутьеррес! Возьмите, пожалуйста, письмо Виктора Фёдоровича Стригункова, подчеркните в нём заинтересовавшие нас места и, вместе с нашей просьбой, отправьте в Советский Союз, в школу города Приреченска.

... В Приреченской средней школе царило такое же оживление, как и в кубинской.
— Вы слышали? Стригунок получил письмо!
— Прямо с Кубы! Авиапочтой!
Виктор Фёдорович Стригунков торжественно пронёс полученное письмо из учительской до своего класса и, исполненный собственного достоинства, опустился за свою парту.
— Цыц, мелкота! — прикрикнул он на собравшихся во круг зрителей. — Не про вас писано! Чего носы суёте? Не вам прислали. И вообще тайна переписки охраняется законом!
Затем Виктор Фёдорович Стригунков осторожно оторвал уголок конверта, сунул в дырочку палец, и в торжественной тишине раздался треск рвущейся бумаги.
К сожалению, никто из ребят не видел, что было написано на двух листочках, вынутых из конверта. Но зато все видели, как менялось выражение лица Виктора Фёдоровича Стригункова. Сначала, выражая крайнее удивление, взлетели вверх брови. Потом адресат начал густо краснеть и зачем-то разинул рот. Алёшка Егоров, лучший математик класса, успел даже подсчитать, что каждый листок Виктор Фёдорович Стригунков прочитывал по три раза отдельно, а потом ещё раз все вместе, заглядывая то в один, то в другой.
Наконец он встал, сунул листки в карман и вышел из класса, громко хлопнув дверью. В коридоре он толкнул какого-то малыша и наступил на ногу Олегу Ласточкину.
— Ты чего? — удивился Олег. — Какая тебя муха укусила?
При слове «муха» Виктор Фёдорович Стригунков остановился, хмуро посмотрел на Олега и буркнул:
— Муха Алатуры. Понятно?

(Вольт Суслов, «Муха Алатуры».)

P.S. В Советском Союзе школьники привлекались к сбору макулатуры.