Везде свои.

     Лиссабонские попрошайки в массе своей люди трудолюбивые.
     Они поют, пляшут, на худой конец рассказывают истории, которые хоть в Болливуд продавай. Тупо клянчат только румынские цыганки. Эти передвигаются по городу хохочущими стайками, на подходе к эшпланаде резко делают скорбные лица и, тыча в лицо туристам фотографии упитанных детей, тянут за деньгами лапу с кроваво-красным маникюром. Будучи жестокосердным чмом, я не даю румынкам ни цента. Исключением стала развеселая малолетка, предъявившая вырезанный из журнала портрет Шайло Джоли-Питт. Гогоча, как припадочная, я выдала ей два евро и сигарету. За восхитительное нахальство и сходство с артисткой Бьянкой.
     Еще один мой любимец родом из Непала. Он ошивается на площади Россио с креативной красно-зеленой гитарой в три драные струны. Играть не умеет даже приблизительно, зато его непальский зад сверкает серебяными штанами. Дикие пляски под аккомпанемент еще более диких воплей имеют у туристов бешеный успех. В кулуарах кафе "Никола" этого безумного гамадрила называют "бомбейский Элвис". Наша с ним дружба началась с того, что, протянув монетку, я зачем-то брякнула:
     - Хинди-руси пхай пхай.
     С тех пор он, кажется, считает меня не совсем нормальной и немного жалеет.
     Главная опасность лиссабонских попрошаек заключается в том, что от них трудно отвязаться. Особенно если не хочешь давать денег. Варианты "I dont speak portugues" не прокатывают. В ответ раздается радостный вопль: "O, dont worry, please, i speak english very well". И ведь частенько действительно well, гораздо более well, чем я. Простое "Отвали" будет воспринято как вопиющее хамство. "Ис нота вери женталь, - однажды упрекнул меня очередной индийский чувак. Я покраснела от стыда, а он усугубил: - Айма вери женталь. Вай сеньора найн? Сеньора тока фона, айма вэйт! Айма донт ворри сеньора ин зис момент!" Это правда. Прежде чем начать клянчить, чувак терпеливо дождался, пока я закончу телефонный разговор.
     В общем, сегодня, когда на Авениде ко мне привязался красноносый герой смутного возраста, я пустила в ход тяжелую артиллерию:
     - Прости, парень, я говорю только по-русски, и у меня нет мелочи. 
     На лице попрошайки вспыхнуло такое счастье, словно ему явилась Богоматерь Фатимская.
    - Мать! - заорал он по-русски. - Мать, здорОво!
     Вот тут уже обалдела я. В голове пронеслись лица всех эмигрировавших друзей: чью новую профессию я пропустила?
     - Ну надо же, - попрошайка от счастья чуть не пустился в пляс. - Ну-ка давай, скажи еще что-нибудь, мать!
     Я сняла очки.
      - Сестра! - немедленно поправился красноносый. - Сестра, тут одни португальцы и немцы, поговорить не с кем!  Я Слава!
     - Мы знакомы? - осторожно спросила я, заметив боковым зрением, что к нам начинает проявлять интерес полицейский.
     - Сестра, все русские братья! - провозгласил Слава. И, чтобы убедить меня окончательно, добавил: - Я с Молдавии, с Кишинева. А ты, сестра?
     - С Москвы, - чувствуя себя полной идиоткой, доложилась я.
     - Звать как? Замужем тут? Туристка? Работаешь? Тепло как, а? Я пять лет уже тут, раньше жил в Порту, но там холод собачий.
      - Вы простите, времени совсем нет, - проблеяла я.
      - Кофе хочешь? – деловито спросил Слава. - Пошли, я приглашаю. Давай, сестра, ну не стоя же разговаривать.
      Кофе действительно хотелось. Я только что вышла из банка, где три сотрудника по причине отсутствия моего менеджера сорок минут вынимали друг из друга душу, попутно предлагая мне чай, кофе, выключить кондиционер, и умоляя ни в коем случае не беспокоиться. Собственно несложная банковская операция заняла пять минут, но сопровождалась такими ритуальными плясками, что я почувствовала себя Кудриным, когда он еще был министром финансов. В конце концов я сама стала умолять их не беспокоиться, и не надо мне чая, только отпустите.
     - Этот человек создает проблемы для сеньоры? - зловеще спросил подкравшийся полицейский.
      Слава немедленно побагровел, набрал в грудь побольше воздуха и явно приготовился отстаивать суверенные права своей красноносой личности. Я вспомнила про самолет, и про то, что надо еще купить хамонью лапу, и запихнуть в чемодан восемь литров оливкового масла. Но отделаться от Славы при помощи португальского мента показалось мне непатриотичным. Поэтому я пробормотала что-то успокаивающее, подхватила Славу под локоток и потащила в ближайшее уличное кафе.
     - Только кофе? - изумился он, услышав мой заказ. - А покушать? Муж твой где?
     - В Москве.
     - Ты одна что ли тут? Тогда тебе надо покушать. Обязательно!
     Отчаявшись постичь причудливую Славину логику, я покорно заказала какое-то пирожное.
     - Ну как там, у нас-то? - интеллигентно прихлебывая кофе, спросил он. - Произвол?
     По-видимому, новость о распаде СССР прошла мимо Славы.
     - У нас как всегда, - осторожно сказала я.
     - Ну вот и я говорю! - обрадовался Слава. - А тут красота: пальмы, море, теплынь.
     Дальше последовал страстный монолог, из которого я узнала, что португальцы - народ хороший, но ленивый; бабы тут страшные и много о себе воображают, и, хотя в силу наличия жены для Славы лично это неактуально, ему все равно немного обидно; что из-за проклятых жидо-масонов, устроивших кризис, Славе пришлось сменить профессию - раньше-то он вкалывал на стройке, но цены на отделочные работы "ушли в нулину", и пришлось искать другую работу; что канючить у туристов - это промежуточный этап в карьере: "Ну я подумал, все лучше, чем дома сидеть, жена запилит. А так на пиво, сигареты имею".
     - Устал - на лавочке посидел, хорошо! Главное - всегда улыбаться. Если пьяный, то должен быть веселый, и чтоб никаких этих! Ну сама подумай, сестра, кому нужны чужие проблемы?
     Похоже, Слава сказал новое слово в науке попрошайничества. Португальцы, да и туристы, гораздо охотнее дают деньги на выпивку, чем на "обратный билет до дома".
     - Ну а ты-то как? - опомнился Слава. - Работаешь тут?
     - Да помаленьку. Непросто все.
     Слава понимающе кивнул.
     - Да уж. Мне вон даже один раз морду набили.
     Оказалось, на заре своей уличной карьеры он по незнанию забрел на территорию, контролируемую мощной нищенской группировкой.
     - И нет бы тикать дураку, стал права качать: чо, город небось некупленный. Ну, обошлось. Бланш под глаз поставили, да и все.
     Увидев мои округлившиеся глаза, Слава философски сказал:
     - Бизнес, чо.
     Я попросила счет, а когда достала кошелек, Слава опять набычился:
     - Я же сказал - угощаю!
     - Да перестань.
     - Или я не могу землячку кофе напоить? А ну убери деньги! И телефон на стол так не клади, не имей такой привычки. Сопрут, квакнуть не успеешь.
     - Мне пора, на самолет опоздаю, - сказала я, убирая телефон, как он велел.
     Слава галантно приподнялся на стуле.
      - Не провожаю. Дела.
     И жестом попросил у официантки стакан пива.
     - Давай, сестра, держись там, - напутствовал Слава, - жизнь штука такая, сама знаешь. Короче, держись. Сигарет пару штук оставь.
     Я протянула ему пачку "Мальборо":
     - Бери всю. Я завтра в Москве еще куплю.
     Он заглянул внутрь, аккуратно пересчитал сигареты, вытряхнул ровно половину и протянул мне.
     - Купит она! Забирай, говорю. Я пачку только возьму, можно? На ней по-русски написано.